Подальше от мужчин. Радфем-коммуна «Пчёлы» - Любава Малышева

В местной африканской общине Лейла была известна как организатор интеграционных собраний для молодых эмигранток. Она рассказывала, например, что не надо спрашивать у мужа разрешения сфотографироваться и о том, что предохранение от беременности в браке и вообще – это нормально.

Ида-Иден

Прямо напротив комнаты Моны жила Ди. Оставшись в одиночестве, она сначала хотела прыгнуть с моста, а потом сосредоточилась на работе «Кризисного центра» и подготовке грядущего гей-парада. Кроме того, Ди стала ходить на вечера квир-танго в клуб «Активист». Именно там, на одном из танцевальных вечеров она познакомилась с Идой-Иденом. Это был трансгендер из Лиллехаммера, который убежал от своей семьи три года назад, работал консультантом-аналитиком в нефтяной фирме, жил по знакомым, готовился к операции, использовал только мужское местоимение и только мужскую одежду.

«Пчёлы» категорически запрещали мужчинам появляться на своей территории. На дверях коммуны висела табличка «Только для женщин», в уставе «Пчёл» говорилось, что женщина, вступившая в сексуальные отношения с мужчиной, изгоняется из коммуны без права на возвращение. Если в коммуне родился бы мальчик, до 16 лет он мог проживать в комнате матери, но не имел бы права голоса на общих собраниях.

Обсуждения транс-темы проходили достаточно часто. Можно сказать, половина еженедельного субботнего собрания традиционно посвящалась теме «Почему транс-люди не могут быть друзьями „Пчёл“. Никогда.» Общее собрание проголосовало, что пока Ида-Иден не начнет медицинский переход к новой биологической реальности, он может проживать в «Пчелах», поскольку физиологически пока относится к дискриминируемому классу, женщинам. Но то же общее собрание лишило Иду-Идена права голоса на веки вечные – как идейного врага женщин и всего женского.

Нил

Одна из девушек, с самого начала проживавшая в коммуне – Нил – была католичкой и противницей операций по смене пола. Она считала, что люди должны принимать свою биологическую идентичность и радоваться ей. Она бесконечное количество раз завлекала Иду-Идена в свою комнату и говорила про кастрирующий ужас хирургической коррекции, про многополовую реальность, про принятие себя.

Нил предпринимала самоотверженные романтические шаги, практически жертвовала собой ради всеобщей феминистской революции, но Ида-Иден оставался непреклонным, отказываясь от близких отношений с Нил, а в будущем, после перехода, планировал заключить брак с мужчиной.

Квир-танго, приведшее к появлению Иды-Идена, также осуждалось большинством «Пчёл». Их раздражала смена партнера – символическая торжествующая безответственность, их приводило в бешенство неравенство, унизительность одежды и особенно – допустимость хаотичной смены гендерных ролей.

Мона говорила, что интеллигентные люди должны сторониться биполярной гендерной модели и мачистских танцев, которым некогда сутенёры обучали клиентов публичных домов. Поэтому каждый четверг – а танцевали по четвергам – когда Ди и Ида-Иден отправлялись в «Активист», остальные «Пчёлы» проводили молчаливый протест – они делали вид, что не замечают сборов на танцы и до конца дня не разговаривали с предателями идеи.

Ира прибыла в коммуну как раз в четверг, в день бойкота. Ди пыталась провести экстренное общее собрание с утра, но феминистки закрылись в своих комнатах. Так что ночью, когда Ира, Александер, Хокон IV, Ида-Иден и Ди появились на пороге гостиной, «Пчёлы» были настолько поражены, что про бойкот забыли.

– Это кролик! – закричала Нил и вскочила со своего места. Взяв малыша, она ушла в свою комнату и в следующую неделю Нил занималась только кроликом. Окружающие интересовали Нил исключительно как существа, способные вынести мусор, закупить сено, морковь и зерновой корм. Нил сказала, что она не потерпит клеток и что Хокон IV проживет свою жизнь достойно и настолько свободно, насколько только позволяет девятиметровая комната.

Лейла поднялась с дивана почти одновременно с Нил. Она взяла на руки ребенка. Остальные девушки начали знакомиться с Ирой, которая не могла запомнить имен, плакала и дрожала. Она присела и попробовала пить – зубы стучали о край чашки.

Было решено, что Ди и Марьяна будут ночевать в комнате с Ирой в первую ночь. Ира так и не смогла успокоится и уснуть, она лежала, смотрела в темноту, не могла поверить, что Конрада больше не будет. Ди спала на воздушном матрасе в углу. Марьяна дремала в раскладном кресле около коляски с младенцем. Александер несколько раз просыпался и тогда Марьяна успокаивала его.

Ира думала о том, что она не хочет ребенка – вернее, не хочет ничего делать для ребенка Конрада. Она испытывала сильное желание избавиться от этого малыша, бросить его в море, забыть о нем, никогда его не рожать. Ира видела, как луна взошла, прокатилась по небу и исчезла. На рассвете, когда все звезды погасли и небо стало голубым, Ира уснула.

Тарелочки

Ира проснулась от страшного крика и звона разбивающейся посуды. Матрас Ди был пуст. Марианна, спасительная переводчица, тоже исчезла. Ира вскочила и посмотрела в коляску. Александера в коляске не было. Ира почувствовала, что ее охватывает паника. Она бросилась искать ребенка. Поиски были недолгими – почти сразу, в коридоре, она налетела на Марьяну, которая качала на руках малыша.

– Не бойся, – сказала Марьяна. – Все хорошо, это чисто политический скандал.

– Политический? – спросила Ира и взяла ребенка.

– Да, понимаешь, кое-что случилось. К нам в коммуну, в наш дом, приходил Лиам.

– Лиам?

– Это трансвестит, мужчина в женской одежде.

– Но ты вчера говорила, что мужчинам запрещается…

– Да, всё так. Ида-Иден нарушил правила. Поэтому все ругаются. Хочешь посмотреть? Давай, это весело. Ребенок спит, cходим на минуточку.

– Но вдруг он упадёт?

– А мы не будем класть его в кроватку. Мы передвинем матрас и он будет словно в манеже, смотри, это совершенно безопасно. А через минутку ты вернёшься. Ну или я вернусь, если тебе будет интересно посмотреть на наше шоу. Будем меняться.

Марьяна и Ира спустились на первый этаж.

В гостиной происходило следующее. Ида-Иден и Мона дрались, кричали и бросали друг в друга тарелки. Марьяна начала переводить:

– Ты предатель! – кричала Мона. – С самого первого дня, с тех пор, как ты переехал в этот дом, ты делаешь только гадости!

– На себя посмотри! – Кричал Ида-Иден.

– Работорговец! – Великолепная белая фарфоровая супница разбилась.

– Маньячка! – Синяя чашка Лейлы превратилась в осколки.

– Мачо! – Квадратная белая тарелка покинула этот мир.

– Это моя страна! Убирайся в Польшу! – Через всю комнату пролетела стопка чайных блюдец.

– Нет, вы только посмотрите на этого нациста. – От кувшина на стене осталось мокрое пятно.

В этот момент посуда закончилась. Прозрачные чашки, дизайнерские тарелки, супница, салатница, бокалы и даже большое блюдо для пиццы были превращены в осколки. На стенах остались выбоины.

Ида-Иден стоял около одного пустого посудного шкафа, Мона около второго. Остальные «Пчелы» спокойно сидели на диване и следили за летающими предметами, словно зрители Уимблдона.

Осколки разговаривали между собой:

– Люди совершенно безумные.

– Зачем они нас переколотили?

– Неужели всё?

– Есть ли жизнь после смерти?

– Что, если это только начало?

– Как я выгляжу?

Посудная битва закончилась. Все посмотрели на Иру и Марьяну.

– А где ребёнок? – спросила Мона по-польски.

– Наверху, – ответила Марьяна.

– Ты что, – возмущенно сказала Мона. – Это безответственность! Принеси ребёнка немедленно. У Моны не было своих детей и поэтому она была большим специалистом в вопросах воспитания. Марьяна отправилась наверх, а Ира осталась, чтобы наблюдать за развитием событий.

– Хочешь? – спросила Нил и протянула ей пластиковый стакан с сафтом из чёрной бузины.

Лиам

Виновник конфликта, Лиам, сидел на крыльце и курил, обе ладони его были кое-как забинтованы. Окровавленное лицо, порванные полосатые женские колготки, разбитая коленка, растрёпанные волосы – вот что могли видеть соседи сквозь щелочку в жалюзи. Рядом с крыльцом, на земле, лежала спортивная сумка со сломанной молнией, из неё высовывались фиолетовое боа и розовая балетная пачка – почти такая же, в которую Лиам был одет сейчас. На асфальте лежали разбросанные вещи, по ним проезжали машины. Прохожие ничего не говорили и, замечая Лиама, ускоряли шаг.

Откуда появился этот странный персонаж? После того, как Ира оказалась в своей новой комнате, Ида-Иден решил всё-таки забежать на пару минут на ночное квир-танго. Хотя бы к закрытию клуба. В то же самое время к дверям клуба подъехало такси, из него на улицу выпал Лиам. Он узнал Иду-Идена и, сидя на земле, попросил заплатить за такси, а после этого рассказал, что был избит другом, что он не может идти и что ему негде теперь жить. Лиам отказывался звонить в полицию, «Активист» закрывался, остальные квир-танцоры быстро разбежались по домам.